В фонде Национальной библиотеки им. М.В. Чевалкова хранится «Детская книга войны. Дневники 1941-1945.
Дневник Ромы Кравченко-Бережного
В оккупированном западноукраинском Кременце, пряча блокнот на чердаке, скрывая его даже от родителей, 15-летний Рома писал дневник. Ему хотелось зарегистрировать все события, он чувствовал важность момента, дневник должен был быть не о личном.
Позже отец передал его Чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений нацистов. В 1946 году его прислали родителям со следующим сопроводительным письмом: «Задержка с возвращением Вам дневника вызвана обстоятельствами, связанными с Нюрнбергским процессом. С благодарностью возвращаем дневник Вашего сына. Ответственный Секретарь Чрезвычайной Государственной Комиссии (П. Богоявленский)».
Роман Александрович закончил физфак Львовского университета и 33 года руководил лабораторией по исследованию физических свойств минералов. Дневниковые записи легли в основу его книги «Между белым и красным: стоп-кадры моего XX века».
12 июля 1941 г. 1 июля мы простились с Советской властью.
По дороге видел, как воздвигали арку: «ES LEBE DIEUNBESIEGBARE DEUTSCHE ARMEE!» («Да здравствует непобедимая германская армия!»). Такую же арку возводили и для встречи большевиков и, возможно, те же энергичные «встречиватели».
Вечером по улице гнали советских пленных. С ними обращаются хуже, чем со скотом. Избивают палками на глазах у населения. Вот тебе и «германская культура», «die Kultur!».
17 июля 1941. Утром ходил к Ф. В городе висит распоряжение: всем евреям носить на рукаве белую повязку с шестиконечной звездой. Они превращаются в рабов Германии. Бедная Ф., что с ней будет?
13-15 июля. 23-го была созвана в гестапо вся еврейская интеллигенция, их всех там задержали. Теперь часть выпущена, часть расстреляна. В общем, уже арестованы в Кременце более 600 человек. (...) Еще одно. Глава «украинского правительства» - знаменитый Бандера, убийца, арестован за выпущенный им «манифест», в котором имя Гитлера стояло после его, Бандеры... Вот вам и «вильна Украина». (...)
3 августа. Прочел внимательно распоряжение о нормировке выдачи продуктов. Сначала продукты будут получать христиане, потом евреи. Судя по распоряжению, они будут получать достаточно, однако есть оговорка, а именно: в случае нехватки продуктов за распоряжающимися остается право изменить нормы. Ясно, что не хватать будет евреям, так как они будут получать последними. Им нечего надеяться на 300 гр. хлеба в день. (...)
4-6 августа. Буду вырезать сводки, касающиеся положения на фронте, и вклеивать их сюда. Когда-нибудь разберемся, а пока надо копить материал... (...)
21 августа. Мероприятие № 2 против евреев. Вывешено объявление на еврейском и немецком языках, следующего содержания: с 20 августа евреям запрещается ходить по тротуарам, по причине большого движения. Для них достаточно мостовой. Дальше. Если еврей встречает на своем пути немца, он должен его обходить на расстоянии 4-х метров. Если это распоряжение будет нарушено, то при первом случае еврейская община обязана будет уплатить 10000 рублей. При повторном нарушении все евреи подвергнутся выселению из города.
25 августа. Вчера появился новый «эдикт» против евреев. Сдать все ценности: золото и вообще. В общем, кременецкие евреи должны сдать 8 кг золота. Пополнить золотой фонд Германии.
4 сентября. Еще о радио: его забирают. Сегодня вывешен приказ - сдать все радиоаппараты. В случае неисполнения - смертная казнь. Срок - до 10 числа. И второй приказ. Сдать до 10-го все оружие и военные материалы. В случае неисполнения - смерть. А у меня в погребе пулемет и два противотанковых орудия! Придется отвезти.
7 октября. (...) К школе понемногу привыкаю. Нашел в классе пару бывших русских, теперь они украинцы. Русскими они были при Советской власти, когда ко всем национальностям было одинаковое отношение. С этими русскими-украинцами надо быть осторожным: если было легко переменить национальность, нетрудно будет сбегать в случае чего и в гестапо. (...)
16 октября.
Я видел германские открытки с картой Европы, на которой Германия располагается до Урала; Гитлер никогда не отказывается от своих намерений. И не знаю, чего ждут от Гитлера господа местные националисты. Они верят Гитлеру как богу. Не знают, дураки, что у него язык без костей и то, что он произносит в своих речах, принимают за чистую монету.
Хотя то же самое и господа российские националисты. Вот как они представляют себе будущее: война кончается, немцы воздвигают на трон Российской империи какого-нибудь Романова (из немцев) и великодушно оставляют Россию. Начинается «возрождение»: культурная и церковная жизнь бьет ключом, «мчится тройка удалая» и т. д. Идиоты...
18 ноября. (...) Один наш знакомый явился вчера из Киева. Рассказывает, что Киев, в общем, пострадал мало, но страдает теперь. На четвертый день после вступления немцев стал рваться Крещатик, дом за домом. Погибла масса немцев... Чтобы тушить горящие дома, проложили трубу к Днепру, водопровод не работает. Неизвестные перерезали трубу в четырех местах. В ответ немцы перебили 170 000 - сто семьдесят тысяч - евреев... взрывы и пожары продолжаются по сей день.
5 декабря. Сегодня в городе висят огромные объявления приблизительно такого содержания: «Кто выдаст врага или вредителя германского народного хозяйства, врага Украины (при чем тут Украина, не знаю), тот будет награжден премией в 1000 рублей; премия может быть по желанию выдана натурой. Фамилия осведомителя будет сохранена в глубочайшей тайне». Знают, как обращаться с местным гадом. Такой готов за килограмм сахара родного отца выдать. (...)
12 января, 1942. Вчера в газете были новые распоряжения самого рейхкомиссара Коха. Ходить можно только до восьми, на час меньше. Распоряжения о диверсантах, спрятанном оружии, о советских военнопленных - выдавать, если совершают побег.
После «сбора теплых вещей» кременецкие немцы ходят в валенках. Советских. Меня холера берет при виде этого... (...)
21 января. Улицы, которые с приходом немцев получили названия Мазепы, Петлюры, Богуна и пр., с сегодняшнего дня все переименованы в немецкие - Риттерштрассе и т. д. Представляю себе настроение господ «патриотов» и прихожу в умиление. (...)
По-моему, теперь 80% населения - за Советскую власть. Удивительно быстро у него меняются убеждения. (...)
13 февраля. Еврейские девушки «на гвалт» выходят замуж: комиссар потребовал от еврейской общины поставить для немецкого публичного дома 60 девушек. Пока есть двадцать, остальные повыходили замуж. (...)
5 мая. Результаты «добровольного выезда»: вывезены все шоферы, каменщики, столяры, вообще ремесленники. Большое число евреев...
5 июня 1942 года. Вчера мне стукнуло 16. Не нашел нужным отмечать этот факт, настолько сереньким он мне показался на этот раз. Вот в прошлом году он действительно был радостным: я надеялся, мечтал... А теперь? О чем я могу мечтать теперь? О 200 гр. хлеба вместо 150, выше мои мечты залететь не могут, их назовут сумасшествием.
2 июля.
Сегодня над городом на большой высоте, за тучами, шел самолет. Он блеснул только раз на солнце, и мое сердце подпрыгнуло: он блеснул серебром! Немецкие самолеты все окрашены в темные цвета, этот был серебряный, значит - советский, свой! Да и с какой стати немецкий прятался бы за тучи, значит ясно - свой. (Может, и не был свой, но я себя уверил, и мне радостно.) (...)
20 июля. Опять начинается нажим на евреев. Им приказали выдать из своей среды 300 коммунистов. Кажется, все это кончится так, как в Ровно, где в настоящее время евреев нет совершенно, если не считать нескольких десятков специалистов, которых до поры до времени пощадили.
6 августа. С сегодняшнего дня закрываются магазины, в которых выдавали хлеб, теперь им делать нечего. Будут выдавать муку, только работающим.
Несколько дней назад в городе гостило проездом гестапо. Посещение ознаменовалось тем, что вывели в расход в тюрьме 150 человек. Думать ни о чем не хочется. Записываю факты, и все. Если начнешь думать, можно свихнуться, а я еще хочу жить. (...)
8 августа. В городе ожидается еврейский погром. Все данные говорят за то, что он должен произойти в ближайшее время. В городе имеется 6 грузовиков, принадлежащих гебитскомиссару. На них устроили высокие загородки из досок. В городе опять появилось гестапо; они одолжили на предприятиях около сотни заступов и лопат. Ясно?
Эта сволочь имеет наглость называть себя христианами, у них даже на поясной пряжке надпись «Gott mit uns» - «С нами Бог». Если он есть, то хорош же бог, который смотрит на все это спокойно.
Тетрадь кладу под подушку, буду писать ночью, не хочу пропускать ничего. Может быть, когда-нибудь и мои записки послужат уликой на суде над этими извергами и над их вождем Гитлером - «освободителем».
11 августа. Последний акт трагедии в нашем городе подходит к концу. Пишу о вчерашних событиях. Вчера не мог, не был в силах.
За вчерашний день расстреляны около пяти тысяч человек. У нас за городом - старый окоп, длиной около километра. Окоп Якутского полка, стоявшего в нашем городке при царе. Там производят экзекуцию. Вывоз из гетто начался приблизительно в три часа утра и продолжался до поздней ночи.
Ужасное зрелище! Ворота гетто широко открыты, и за ними - очередь обреченных, по двое в ряд. Подъезжает автомобиль, очередь в молчании подвигается, первые пары укладываются на дно грузовика, следующие - на них, так - в несколько слоев. Полное молчание - ни говора, ни крика, ни плача. Пьяные в стельку шуцманы подгоняют отстающих прикладами, ими же утрамбовывают лежащих в грузовике. Грузовик отъезжает, дает газ и мчится за город.
Навстречу едут такие же грузовики с высокими дощатыми бортами, наполненные одеждой. На ней сидит «милиционер», с довольным видом играет дамским зонтиком. Вид у него довольный недаром: полные карманы часов, пять вечных перьев, несколько костюмов и каракулевое пальто он оставил по дороге в верном месте. Кроме того, он выпил уже по крайней мере литр.
Грузовик мчится за город. Четыре шуцмана, стоящие по углам, то и дело матерятся и опускают приклады на спины лежащих.
И вот место назначения. Грузовик останавливается, обреченные сходят, раздеваются тут же, мужчины и женщины, и по одному движутся ко рву. Ров наполнен телами людей, пересыпанными хлорной известью. На валу сидят два раздетых по пояс гестаповца, в руках пистолеты. Люди спускаются в ров, укладываются на трупы. Раздаются выстрелы. Конечно. Следующие!
Не знаю, что может чувствовать человек в свою последнюю минуту, не хочу думать, можно сойти с ума.
Были такие, кто пробовал сопротивляться, не хотел раздеваться, не хотел входить в ров. С ними кончали на месте и сбрасывали в яму.
Видели человека, который, направляясь к яме, жевал хлеб.
Милиционеры, единственные непосредственные свидетели всего этого, после нескольких минут пребывания там трезвеют. Их заряжают новой порцией алкоголя. Гестаповцам заряжаться не надо. Им это не впервой.
Они забрасывали еще живых людей гранатами в ямах в Ровно и наблюдали потом, как земля двигалась под напором шевелящихся тел, это на них не действовало. Они расстреливали бесконечные ряды людей, выстроенных над дорожными рвами в Киеве. Они перед погромом в Дубно отделили всех специалистов, предложили им выбрать по одному ребенку из своих детей и возмущались, впадали в бешенство, когда эти несчастные отказывались работать, прося, чтобы их расстреляли вместе с семьями.
Один за другим едут автомобили. Уже вечер, они не так наполнены - на дне сидят женщины, девушки, дети. Одна бессмысленно улыбается. Другая поправляет платочек на голове. Да вы же через десять минут будете убиты, поймите это, сопротивляйтесь, наконец!!! Нет.
Люди в апатии, лишь бы скорее кончилось, лишь бы скорей. Так действуют голод, побои.
Вот едет Арек 3., мой приятель. Сидит с края, голова опущена за борт машины, он смотрит на камни мостовой, мелькающие под колесами. Каждый камень - ближе к цели, ближе к концу жизни человека, не видевшего еще жизни. Я не забуду его лицо, лицо человека, который знает, что через несколько минут будет мертв, а через час его тело, разъедаемое хлоркой, будет покрыто еще несколькими слоями тел. Надо быть в положении этих людей, чтобы перечувствовать все то, что чувствовали они, по крайней мере те из них, кто мог еще думать и чувствовать. (...)
Вчера уничтожили евреев в Бережцах. Сегодня гестапо уехало в Почаев и Вишневец. Там сегодня происходит то же, что у нас - вчера.
19 августа. Сегодня везли Ф.
Она была хорошая девочка и храбрая. Она ехала стоя, с гордо поднятой головой.
Это было полчаса назад, в шесть часов тридцать пять минут 19 августа 1942 года - я уверен, она, и умирая, не опустит голову.
Ф., знай, я помню тебя и не забуду и когда-нибудь отомщу!
Моя «первая любовь», оставившая по себе самые чистые воспоминания. Она была моим идеалом. (...)
21 августа, 1942. Вчера расстреляли всех, кого накопили в тюрьме. Судить о числе расстрелянных можно только по тому, что после окончания экзекуции из тюрьмы везли пятитонку обуви, машина была заполнена до краев. Значит, вчера погибла Ф. (...)
31 августа. Был у тех окопов, где зарыты большинство расстрелянных. Это место представляет собою теперь гладкую белую площадь, белую, потому что там мел. Стоят жаркие дни, трупы разлагаются, пухнут, на поверхности появляются ноги, руки, их растаскивают по окрестностям собаки. Запах ужасный...
2 сентября. Ну и времена настали, не повторятся больше такие. Надо все записывать, не то еще, пожалуй, вспомнишь когда-нибудь - не поверишь. (...)
7 сентября. Бои в районе Сталинграда. Героизм красноармейцев доходит до того, что они не перестают стрелять даже когда одежда уже горит на них. Борются патриоты, они знают, за что сгорают заживо. Куда до этого мне и мне подобным! (...)
26 октября. Сегодня открыли продажу «мануфактуры», т. е. одежды убитых евреев. И есть люди, которые могут это покупать! Даже много, в очереди стояли... (...)
24 февраля. Город удручен. На улице ни души, ни одна щель не просвечивает. Все ждут: вот - моя очередь... Все теперь, даже самые ярые враги, питаются единственной надеждой - дождаться прихода большевиков. Большевики - избавители. Но как дожить? Ведь с приближением фронта зверства будут усиливаться. Рассказывают, что там, откуда немцы отступают, не остается живой души. И мы не будем исключением. (...)
10 марта. На днях вывезли всех обитателей дома инвалидов, стариков и калек. Утром, еще до рассвета, приехали машины, всех погрузили и увезли. По слухам, все они убиты. С немецкой точки зрения вполне правильная мера: ведь они даром ели хлеб. (...)
8 августа. УРА, ТОВАРИЩИ! Прорыв на Восточном фронте совершен! Я прыгаю от радости. Сообщения последних дней об ожесточенных боях на всем южном фронте выматывали последние нервы. Я понимал, что там прорывают немецкие позиции, где они сосредоточили свои лучшие дивизии СС, куда они бросили своих «тигров», где все вооружены автоматами. Каждый день я спрашивал себя - уже? Ответ был - нет. Сегодня ответ - да, уже! (...)
9 сентября. Через два месяца Красная армия была бы ЗДЕСЬ, и я, наконец, бросил бы вести этот дурацкий дневник. Он мне порядочно надоел. Я решил вести его «от ухода до прихода», и самым счастливым днем моей жизни будет день, когда я смогу написать последние строки: «КОНЕЦ». (...)
11 января 1944 года. Сегодня фронт ровно в ста пятидесяти километрах от нас. Тут проводится эвакуация. Готовлюсь удрать в лес, а дневник сейчас закопаю. Буду счастлив, если придется когда-нибудь его откапывать.
ПРИВЕТ, ТОВАРИЩИ! СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ЗАХВАТЧИКАМ!
Детская книга войны. Дневники 1941-1945. / Н. Зятьков [и др.]. – Москва: «Аргументы и факты», «АиФ. Доброе сердце», ОЛМА Медиа Групп, Издательство «Просвещение». – 2016. – С. 329-350.
Уважаемые читатели, Вы можете прочитать книгу, посетив нашу библиотеку или перейдя по ссылкам:
https://www.livelib.ru/book/1001250265-detskaya-kniga-vojny-dnevniki-19411945-kollektiv-avtorov
https://www.litmir.me/bd/?b=257664
 Дневник Ромы Кравченко-Бережного | [ ] | 75 Кб | 633 загрузок |
