Национальная библиотека имени М.В. Чевалкова продолжает рубрику «Горный Алтай: от terra incognita до наших дней», предназначенную для сотрудников библиотек г. Горно-Алтайска и Республики Алтай, краеведов, экскурсоводов, туристов и читателей, увлекающихся историей, культурой, этнографией Трансграничного Алтая в историческом прошлом и настоящем.

В сегодняшнем выпуске представляем вам одно из первых научно-популярных описаний Горного Алтая, составленное на основании сведений, сообщенных священником Арсением Ивановским, долго служившим при Алтайской духовной миссии, и напечатанное в  1874 году в «Томских губернских ведомостях».


Очерки Алтая

(Томские губернские ведомости, 1874, №8, 9 ,10)

Кто не видал больших горных хребтов, тому Алтай представляется на первый раз, и особенно издали, в виде массы синеватых и беловатых облаков, собравшихся на горизонте. Но, несколько времени спустя, по мере приближения к подножию гор, путешественник замечает, что эти облака неподвижны, что синева и белизна их какие-то особенные. При ярком блеске солнца он начинает различать, что синева – не что иное, как лед, а белизна – снег, покрывающий горные вершины. Приближаясь более и более, он ясно различает темнеющие в ущелиях леса. Но и здесь расстояние от известного пункта до гор и между горами чрезвычайно скрадывается для глаза. Первый выступ хребта, кажущийся не далее 5 верст от наблюдателя, в действительности в десять раз далее; различные вершины этого выступа, кажущиеся везде одинаковыми, в действительности далеко не одинаковы по высоте. Наконец, путешественник останавливается у самого подножия этого выступа. То, что издали казалось ему массою облаков, представляется теперь в виде каких-то гигантских фантастических крепостей, средневековых замков, башен, созданных могучими невидимыми силами; словом, ему представляется картина, которую надо видеть самому, чтобы понять всю её прелесть и величие.

Алтай вполне достоин того, чтобы познакомиться с ним покороче. Но для этого знакомства необходимо углубиться в горы, «ехать в камень», как говорят местные жители.

Путешествие по Алтаю не совсем легко и удобно. Часто по голым и неровным камням приходится ехать верхом под утесами, тянущимися на целые версты, по тропинке, где едва в состоянии пройти одна лошадь. Верхи этих утесов едва видны или совсем скрываются от глаз, а подножия обрывисто спускаются в глубокие пропасти. Подобные перевалы до того узки, что по ним едва представляется возможность пройти пешком и, проехавши их верхом, не веришь самому себе, что проехал. Эти перевалы называются здесь бомами. Встреча на таких бомах двух или нескольких человек, причем невозможно было бы разъехаться, обыкновенно предотвращается тем, что, подъехав к такому месту, проходят по нему сначала пешком и на другом конце бома оставляют шапку или что-нибудь другое, в знак того, что уже есть проезжий. В случае нарушения этого обычая двое верховых, встретясь на боме, чтобы разойтись, обыкновенно сталкивают в пропасть ту лошадь, которая похуже. В таких опасных местах вьюки перетаскивают на себе, а потом поодиночке проводят лошадей, кое-где и самих лошадей люди затаскивают или опускают с помощью веревок. Случается, что в таких местах прекращается даже и единственное сообщение – узкая тропинка обваливается в пропасть или в кипящую по ней речку. И в таком случае для проезда необходимо устраивать весьма ненадежный мосток из лесу и плитняжного камня. В некоторых ущелиях гор при проезде на лошади нужно подбирать и поднимать ноги, чтобы не завязнуть. К трудностям здешнего пути относится также бесчисленное множество бродов через быстрые и довольно каменистые речки. Вообще в трудных и опасных для езды местах алтайские инородцы предоставляют волю лошадям, ни мало не стесняя их движений, и лошади, обыкновенно, оказываются вполне достойными такого доверия. С величайшею осторожностью и смышленостью ступает лошадь по таким опасным местам, становясь иногда на небольшой скользкий камень тремя ногами вместе и крепко упираясь в него или скользя. В каменистых местах по Катуни у лошадей маленькие копыта, и они весьма крепко ступают ими по голым камням. Подковывать лошадей здесь нет обыкновения. Садиться на них и слезать надо непременно с левой стороны. Погонный крик им: «Чу». Алтайцы вообще отличные наездники. Нельзя не удивляться, как иногда Алтаец, совершенно пьяный, еле движущийся на земле, лишь только сел на лошадь, скачет без разбора где попало, перекачиваясь со стороны в сторону, однако же твердо сидя в седле.

Не менее затруднительно путешествие по Алтайским тайгам или черням. Здесь часто приходится проезжать по дремучему лесу, где не проникает даже луч солнца. Грязь здесь такая, что лошадь вязнет по брюхо и глубже; валежник такой, что на каждом шагу приходится перескакивать чрез огромные повалившиеся лесины; густота ветвей такая, что отводя их беспрестанно руками и подгибаясь под них, все-таки не избегаешь того, чтобы где-нибудь не наткнуться на сук или лесину; наконец, многочисленные речки в крутых берегах, чрез которые здешние лошади перескакивают в мах, - вот приятности путешествия по Алтайским черням.

В дурную погоду затруднения увеличиваются еще более. Дожди в Алтае бывают до того сильны, что после них сухие лога наполняются водою, которая подмывает и несет целые деревья. Тогда переезд чрез них делается совершенно невозможным. Град здесь бывает до того крупен, что часто исщепляет самые деревья и взбораздывает землю. Ветры во многих местах дуют постоянно, а в других, напротив, всегда затишье. Иногда ветер обращается в бурю, от которой во множестве валится лес, тем более, что корни деревьев утверждены неглубоко в твердом и каменистом грунте. Гроза в горах составляет одно из самых поразительных и разрушительных явлений. Жители равнин не могут даже вообразить себе ни той яркости молний, разрывающих тучи, ни того оглушительного треска грома, повторяемого тысячами горных ущелий, какие можно видеть и слышать на Алтае, особенно когда находишься на значительной высоте и гроза бушует под ногами. Некоторые горы служат у местных жителей вместо барометров для определения погоды. Когда исходящие от них испарения поднимаются кверху, то это перед ненастьем, когда они стелятся по земле, - то нужно ожидать хорошей погоды.

В Алтае такое обилие ключей, речек, рек и озер, какое может быть только в одних горных хребтах да разве еще в тундрах. Самое образование их нигде так не видно и не понятно, как в горах. Надо заметить, что здесь вовсе не зовут ручьями никаких водных источников, все ключик или речка. Озера есть замечательной величины и притом не только на высоких местностях, но даже на самых вершинах гор. Самое большое Алтайское озеро – Телецкое – изобилует сельдями. Из водопадов встречаются такие, что под ними можно свободно проходить. В верховьях Катуни и других местах есть и минеральные ключи, как теплые, так и холодные. Быстрота и сила горных рек и речек неимоверны. Есть речки, которые, по производимому ими шуму, подобному мельничному, называются Громотухами. В половодье они катят огромные камни, а дресва и песок в них как будто кипят. Горные реки долго не замерзают и замерзают не вдруг и не везде: прежде идет шуга, которая прибивается к камням, берегам и островам; она сплачивается мало-помалу, и потом уже река замерзает. В каменистых речках лед образуется сначала на дне и на каменьях. Впрочем, и образовавшийся на здешних речках лед часто ломается и обрушивается, что немало препятствует сообщению. Весною лед не трогается, как это бывает на тихих речках, а обрушивается местами и вдруг.

Самые высокие горы в Алтае суть Катунские столбы или белки, вершина которых состоит из трех конусообразных пиков, вечно покрытых снегом и льдом и совершенно недоступных. Самый высоких из этих пиков – средний. Известно, что ледники Катунских белков дают начало реки Катуни. Кроме того, в Алтае есть много и других белков, из которых вытекают различные речки. Снег с них почти не сходит, а если сходит, то не совсем и не надолго. Вообще верхи более высоких гор часто покрываются снегом и инеем. Поэтому и здешние реки и речки прибывают преимущественно в жаркую пору, когда тает снег в горах. Случается, что вода, где-нибудь задержанная, подрыв известную местность, вдруг прибывает: тогда она производит страшные опустошения и вред; самые люди и скот не успевают убежать от её притока.

Много рек и речек проезжаешь здесь, начиная с вершины до самого устья, и бродишь или даже перескакиваешь в вершинах те реки, которые внизу переплываешь на паромах.

Вместо лодок на Алтае употребляются узкие боты из долбленого, но неразделанного дерева. На двух или трех таких ботах кладется настилка из досок, без перил, - и паром готов. На таких паромах переправляются здесь даже и чрез большие реки, каковы Бия и Катунь. Кое-где и в самых ботах переправляют телеги и повозки.

Алтай во многих местах носит следы совокупного действия воды и огня.  В нем много пещер, явно обожженных, и пустых проходов с осадком ила на целые сотни сажен и даже верст. В некоторых их них известковая капель образовала сталактиты и сталагмиты и продолжает образовывать новые. В старину эти подземельные убежища служили для инородцев приютом во время частых их междоусобий. И теперь еще там находят остатки старинных доспехов, конской сбруи и человеческие кости и черепа. В настоящее время они также приносят пользу: в них укрываются от дождя, загоняют скот, держат сено, просушивают табак. Действие огня обозначилось здесь множеством выдвинутых из недр земли и поставленных ребром или стоймя камней. Память о вулканических извержениях сохранилась в преданиях инородцев. Землетрясение бывало не однажды и на нашей памяти.

В горах много находится насыпных каменных бугров и поставленных в известном направлении плитняжных и гранитных камней с высеченными на них изображениями людей. Это памятники племен, обитавших некогда на Алтае и известных под именем Чудь.

Среди горных цепей Алтая лежат замечательные по своему пространству долины, как то: Кенгинская, Канская и Ябаганская. Табуны коней, стада разного скота, в том числе и верблюдов, и дымящиеся юрты инородцев, - вот ландшафт, представляемый этими привольными местами. Хлебопахотных и сенокосных мест весьма достаточно.

Растительное царство Алтая богато и разнообразно. Земля здесь крепкая. Пашут её, запрягая в одну соху, которая притом на колесах, до 5 хороших коней; не переменяют земли под посев в некоторых местах лет 15 и более, а между тем хлеб родится, большею частью, очень хорошо. Порядочно родится всякий огородный овощ, не исключая огурцов, дынь и арбузов; довольно родится табаку, маку, подсолнечников и даже кукурузы. Из деревьев здесь растет всякий хвойный и обыкновенный лиственный лес – кедр, сосна, ель, лиственница, тополь, разного рода ива, тальник, акация. Из кустарников – калина, рябина, смородина черная двух сортов и красная, довольно малины и крыжовнику, несколько видов шиповника с черными круглыми и красными ягодами, из которых делают ожерелья; облепиха, божье дерево, рододендрон и проч. По Бухтарме есть дикие персики, называемые мохнатыми орехами. Из ягодных кустарников здесь растет множество клубники и ежевики. Флора также богата: везде можно встретить барскую спесь, сарану, полевые ландыши, колокольчики, левкои и проч. К лекарственным растениям относятся: мята, анис, лук, чеснок, колба, бадан, дягиль, ревень, алтей, зверобой, богородская трава, душица и проч.

Царство животных не менее разнообразно и богато. Многие долины Алтая состоят из солонцов. Домашний скот очень любит эти места и очень скоро поправляется. Важное удобство для разведения скота здесь заключается также в том, что в горных долинах Алтая очень мало овода. Но, находясь, большею частию, на подножном корму, скот во множестве гибнет весною и зимою, в особенности во время суровой погоды, - когда выпадает глубокий снег, дуют пронзительные ветры и после оттепели делается гололедица. Впрочем, должно заметить, что снег в Алтае выпадает небольшой и лежит недолго, так что и зимой здесь часто ездят на телегах. Сильных морозов и буранов зимою, а равно сильной жары летом – не бывает. Из диких животных в Алтае водится: волк, лисица, медведь, соболь, рысь, выдра, барсук, росомаха, марал, сохатый, кабарга, олень, кабан и мн. др. Ружья здешних промышленников, больше частию, с фитилями и сошками, на которые ружье становится при стрельбе. Ловля зверей производится различными снарядами – капканами, силками, петлями, сетями и изгородями. Для приманки маралов употребляется деревянная труба, похожая на кларнет; для приманки других зверей – разные дудочки. Замечательно, что собственно на Алтае почти не слышно, чтобы медведь нападал на домашний скот: он питается здесь преимущественно растениями, орехами и медом. В последнем случае он, вымочившись в воде, отряхивается сперва над снятой им колодкой пчел или утаскивает её в воду. Зато волки давят много скота и все больше крупного. Молодые рога маралов, покрытые кровянисто-мясистою кожицей и шерстью, идут в Китай на лекарства и значительно ценны, так что за пару их платят иногда до 200 руб., туда же идет и кабарговая струя.

Из птиц на Алтае водятся во множестве орлы, беркуты, соколы и другие хищные; бакланы, варнавки, атавки, кулики, цапли и другие водяные, которые здесь и зимуют на полыньях и незамерзающих водах. Залетает и баба–птица. Много глухарей, тетеревов, коростелей и скворцов; немало соловьев. Вороны здесь черные. Галки являются здесь перелетною птицей – весною, когда они переселяются в степи, и осенью, когда возвращаются на свои места. В числе сорок есть не похожие на обыкновенных; в числе кукушек есть картавая, крик которой ту-ту-ту походит на то, как будто бы кто-нибудь рубит лес. Одна небольшая птичка как бы выговаривает: «Филю видел», а другая точно тпрукает, останавливая лошадей.

Воды Алтая изобильны рыбою. В особенности много хайрюзов, ускучей, тайменей; есть щука и налимы; в Катуни, Песчаной и Чарыше добывают нельму, осетра и стерлядь.

Одно из самых полезных насекомых – пчела – водится на Алтае хорошо: здешний мед и воск известны повсюду в Сибири. Бабочек, червяков, кобылки (род саранчи) бесчисленное множество.

Из класса гадов здесь много крупных змей, которые пожирают довольно большую рыбу, мышей и голубят, попадающихся в горных и береговых ущелиях. Есть и ужи. Змеи часто встречаются около жилища и нередко заползают в самые дома и юрты. Замечательна сила, которую имеет над ними кошка: лишь только обнюхает она змею и поводит над нею лапкой, как та тотчас притихает и даже вскоре издыхает.

Богатство ископаемого царства в Алтае известно всем. Здесь находятся почти все металлы и много благородных минералов: мрамор, порфир, яшма, разноцветный горный хрусталь и топаз; встречаются великолепные дендриты. Некоторые инородцы сами добывают железо и куют из него топоры, ножи и другие вещи, а из свинца, также ими добываемого, льют пули.

У самого подножия Алтая, в степи, где теперь множество больших селений и где нет не только леса, но даже и кустарника, еще не очень давно была пустыня и рос дремучий лес. Случалось, что Калмыки и другие инородцы вырывались из этого леса, нападали на строившиеся русские селения и уводили к себе в плен кого могли захватить, в особенности женщин и детей. Сами они обитали, главным образом, близ устьев Катуни, Бии и по Оби. Когда русские успели утвердиться поблизости гор, то инородцы стали более и более удаляться в горы, куда прежде ходили только за промыслом зверя. Мирные соседи наши Китайцы смотрели на это равнодушно, и хотя считали своею собственностью весь горный хребет, однако же, по рассказам инородцев, порешили наконец, что с того места, откуда воды начинают течь в русское царство и начало расти белое дерево – береза – земля должна принадлежать Белому Царю. Теперь как в Алтае, так и в черни уже много оседлых инородческих заселений, церквей и даже два монастыря, устроенные Духовною Миссиею. По многим направлениям проложены дороги для проезда в экипажах. Торговые дела привлекают сюда многих купцов, у которых и в горах, и в черни устроены постоянные заимки. Главные торговые обороты производятся на Чуе и Китайской границе с Монголами, Соётами, Киргизами и другими тюркскими племенами. Весьма многие из Алтайских Калмыков Черневых Татар хорошо знают по-русски, находятся в постоянных сношениях с русскими и освоились с их бытом. Из них принявшие христианство с успехом осваивают грамотность и весь строй цивилизованной жизни. Главною руководительницею их на этом пути является алтайская Духовная Миссия.

Алтайские Калмыки живут по ту и другую сторону Катуни, в разных урочищах, до Китайской границы. В 1865 г. приняли наше подданство две волости двоеданцев из рода Телеут, которые, будучи до того времени подданными собственно Китая, но живя на русской земле, платили дань обоим государствам. Ближайшие начальники как у Калмыков, так и у Черневых татар суть Зайсаны, числом 14. Он производят суд и расправу по всем неуголовным делам, хотя по быту своему ничем не отличаются от других своих родовичей. Под властью каждого Зайсана находится от 4 до 7 Димичей или Сельских старост, заведующих в волости разными участками, собирающих ясак и разбирающих также некоторые дела между своими родовичами. Ступенью ниже стоят Шуленги, нечто вроде сельского Десятника, и Арбаначи - рассыльные. У каждого зайсана есть своя волостная печать, а для рассылки по делам службы и для прислуги постоянно два очередных человека, называемые ярчи. Порядок числа Алтайских волостей или дючин – 1-я, 2-я и т.д. зависит от времени образования их и отделения одной от другой. Некоторые дела, наприм., о конокрадстве в стойбищах, разбираются по местным народным обычаям. Государственные подати платятся звериными  шкурами и деньгами: с холостого берется менее, чем с женатого. Пушнина поступает в казну довольно низкого сорта. Если её нельзя собрать для уплаты всех податей, тогда недостающая часть вносится деньгами. Звериные шкуры принимаются по ценам, существующим в вольной продаже. От военной службы инородцы освобождены.

Алтайцы далеко не дикари. Между собою и с посторонними знакомыми людьми – они просты, доверчивы, общительны и гостеприимны; но с незнакомыми скрытны и осторожны. Обман и лукавство усвоены ими от близких сношений с русскими. При всей сдержанности и скрытности с незнакомыми, в характере их проявляется, однако ж, много безрассудного увлечения, о последствиях которого они не думают, но, обсудив их хорошенько, делаются смирными и трусливыми. Все они очень любознательны и понятливы. Многие из Алтайцев отличаются плавною и сильною речью, сопровождаемой выразительной мимикой. Тут встречаются иногда очень меткие сравнения и вообще употребляется всемерное старание «забить другого словами», как они говорят. Жить любят просторно, к чему располагает их кочевая жизнь и значительное скотоводство; но это такая жизнь, какой никто не позавидует. Самый обыкновенный труд составляет уже для Алтайца тягость. Оттого многие из них едва имеют необходимое для своего существования и страшно бедствуют, голодуя и ходя нагишом.

Большая часть Алтайцев находится в язычестве. Впрочем, они так равнодушны к религиозным вопросам, что весьма неохотно вступают в рассуждения по этому предмету, говоря, что про веру знают шаманы, а им до неё дела нет. Вообще, Алтайцы веруют в существование двух начал: доброго – Ульгэнь и злого – Эрлик. Обоим им подчинено множество духов, первому чистых, второму нечистых. Ульгэнь так добр, что его нет надобности часто умилостивлять жертвами; но чтобы отклонить зло со стороны Эрлика, необходимы постоянные жертвы. Приноситель этих жертв, находящийся в непосредственных сношениях с божеством, есть кам или шаман. Такое звание шаман принимает на себя не добровольно, но непременно по соизволению божества, которому он не имеет силы противиться. – Шаман хотя и живет за счет других, но, не смотря на то, постоянно беден. Главные орудия шамана при отправлении религиозных обрядов или, как здесь говорят, при камлании, суть: орба – деревянная колотушка, обтянутая войлоком и звериной кожей, и бубен, наподобие большого сита. Бубен обтягивается маральей или жеребячьей кожей; внутри его на середине делается рукоятка, на верху которой изображается личина с медными глазами, носом и ртом; поперек рукоятки пропускается железный прут с железными и лоскутными привесками. На наружной стороне бубна изображаются звезды, лошади, идолы и проч. Бубен и сам по себе идол, и притом главный. Над новым бубном камлают. Во время камлания шаман надевает на себя коротенькую шубу, извешанную колокольчиками, бубенчиками и другими побрякушками, и шапку из птичьих шкурок с самыми перьями птиц. Камлают преимущественно весной и осенью, умоляя божество о здоровии, благополучии для себя самих и сохранении стад; кроме того, камлают при женитьбе и во время болезни кого-нибудь. Перед началом камлания приносится в жертву какая-нибудь мелкая скотина, наприм., баран. Шаман говорит, что бог попустил такого-то духа навести болезнь на известное лицо и что этот дух и теперь находится в юрте или в земле под больным. Чтобы умилостивить его, требуется новая жертва, по указанию шамана, - обыкновенно, жирная скотина. Во время камлания её привязывают у юрты, связывают и душат, обмотав морду веревкой и скручивая её палкой, или убивают, поражая ножом в затылок до мозга. Убитую скотину варят и пекут, а кожу её с головой и ногами растягивают на поднятой жерди переднею частию на восток или на запад, смотря по тому, кому принесена жертва. Кости складывают на подмостках или жертвеннике. Если приносится в жертву лошадь, то преимущественно соловой шерсти или какой-нибудь другой, но отнюдь не пестрой и не пегой. Во время еды подается водка-самосидка или из кобыльего молока. Ею окропляют все идолы, находящиеся в юрте, и огонь, так как и он божество, помогавшее печь и варить мясо. При камлании шаман приходит в исступление, кривляется, вскакивает, бормочет, кричит, колотит в бубен и бегает в юрте и на улице. Иногда старший в семействе камлает или ворожит без шамана. С этою целью он сожигает бараньи и овечьи лопатки и по выходящим на них линиям и знакам читает благоприятный или неблагоприятный ответ.

Алтайцы кочуют летом на более низких местах у воды, а зимой повыше, где-либо в затишье. Вода зимою добывается из снега и льда.

Жилища Алтайцев состоят из конусообразных юрт, делаемых из жердей, покрываемых берестой или лиственничной корой, а иногда войлоком. Среди Алтая юрты, большею частью, войлочные с решетчатыми стенками из дерева; есть также бревенчатые четыре-, шести- и восьмиугольные. Посреди каждой юрты вверху отверстие для дыма. В каждой юрте на первом плане, против дверей, находятся маленькие деревянные идолы наподобие человека или наподобие бубна, только без дна, с различными привесками из лоскутков. Такие же привески бывают и около юрты по березкам для привлечения богов, которые хранили бы хозяев и скот от различных напастей. К числу идолов принадлежат также шкуры зайцев и хищных птиц. Другие принадлежности юрты суть: железный треног (очок), на который вешается чаша над огнем (казан), деревянная и берестяная посуда для ячменя и молока; большой кожаный мешок (аркыт), вроде кувшина, для сквашивания коровьего или кобыльего молока; разного рода сумы, набитые домашней рухлядью; ружья, топоры, седла, узды, арканы и т.п.; примостки с хозяйской постелью; ящики, покрытые, как и сумы, коврами; наконец, деревянные и роговые крюки, на которые вешаются различные вещи. Все это страшным образом перепачкано, запылено и задымлено. Для сидения вокруг огня, разводимого посреди юрты, кладутся какие-нибудь невыделанные кожи и войлоки.

Калмыки-мужчины бреют голову, оставляя на маковке только пук волос, который заплетают в косы вместе с длинными мишурными шнурками. Женщины заплетают две косы, а девушки – множество, вокруг всей головы, привязывая к ним шнурки, пуговицы, раковинки и т.п. Одежда у обоих полов почти одинакова. Рубашки шьются коротенькие, распашные. Шубы – одежда, преимущественно употребляемая во всякое время года, делаются из различных шкур с широкими и длинными рукавами, покрывающими кисти рук, так как рукавиц инородцы не носят; вокруг пол и на подоле шубы обшиваются чем-нибудь матерчатым или какой-нибудь шкуркой, шерстью вверх. Носят точно такого же покроя халаты, надевая их или сверх шубы или сверху рубашки. Всякое платье запахивается с левой стороны на правую. Замужние женщины, сверх обыкновенного платья, носят своеобразный чегедек, род фрака без рукавов и иногда без пол, обшивая его парчой или чем-нибудь другим. Вообще женское платье по краям, на груди и на рукавах вышивается шелковыми и простыми крашеными нитками; кроме того, на груди пришиваются стеклянные, каменные и маржановые пуговицы разной величины и доброты. У жен Зайсанов всегда бывает одною пуговицей больше, чем у других женщин. Шапки у мужчин и женщин одинаковые – корабликом; опушка их, большею частью, из черной мерлушки, а тулья из цветной, преимущественно красной и желтой материи. Обувь состоит из кожаных черных или красных чирков, с острыми и загнутыми носками, рубцом напереди и несколькими толстыми подборами; употребляется также обувь из козлиных, маральих и других звериных лап шерстью вверх: это кисы или пимы. Чулки делают из войлока. Для большего тепла в обувь кладут потничную траву. Верхнюю зимнюю одежду инородцев составляет доха или яга, которая шьется из козлиных, барсучьих и сурковых шкур шерстью вверх. Подпоясываются инородцы кушаком или ремнем, за который привешивают нож в ножнах и огниво, а женщины сверх того калту, куда кладут швальный прибор. Табачная кожаная калта с трубкой кладется за голенище. Трубки инородцев маленькие, медные и железные. Курят беспрестанно и почти все, не исключая и малолетних. Трут употребляется травяной, наприм., из листьев чертополоха; их сперва варят и мешают с порохом или с пережженной сердцевиной дягиля. Такой трут скоро высыхает, если придется ему и подмокнуть.

Выше уже замечено, что Алтайцы крайне ленивы и беззаботны. Почти постоянно сидят они около огня, поджав под себя ноги, не говоря ни слова и куря трубки. Если есть лошадь, то Алтаец не пройдет пешком и самого небольшого расстояния от юрты к юрте. Все домашние работы исполняются женщинами. Вместо того, чтобы рубить дрова, часто кладут в огонь целые коряги. Дети, а равно старые и хворые, будучи почти без одежды, а потому по необходимости пристраиваясь поближе к огню, часто сожигаются и получают страшные раны. Впрочем, это случается и с большими и здоровыми, в особенности когда бывает в ходу водка-самосидка, солоделый хлеб растирается камнями в муку, которая замешивается на воде и заквашивается. Этот раствор варится в чаше с крепко замазанною крышкой с деревянными трубками, проведенными в чугунные кувшины, устанавливаемые в корыто с водою. Такая самосидка, особенно теплая, бывает крепка. Её приготовляют также из квашеного молока и некоторых дикорастущих растений, наприм., из кандыка и сараны.

Не смотря на бедность большей части Алтайских инородцев, гостеприимство сохранилось у них до сих пор во всей своей чистоте. С приезжим они готовы разделить последний кусок пищи. Но главное угощение состоит в трубке. Лицу почетному они подают её или огонь для закуривания, становясь на одно колено. Обычай дарить друг другу между ними во всеобщем употреблении. Однако же, должно заметить, что за каждый подарок требуется непременно отдарить, так что за неисполнение этого возникают претензии и неудовольствия.

Главный предмет пропитания алтайцев составляет ячмень. Истолченный в деревянной ступе и провеянный, он варится в молоке или воде и называется коча; исподволь поджаренный, он составляет курмач, а курмач, перетертый в муку, - толкан, который употребляется в пищу с кирпичным чаем, баданом, молоком или водою. Мясо едят всякое, по преимуществу конское, не очень уваривая его. Иногда мясо и рыбу пекут на палочках над огнем. Из створожившегося молока приготовляют сырники и задымляют их. Молоко едят, большею частию, вареное. Macло наливают в скотские пузыри и употребляют его с чаем, куда кладут еще и соль. Толкан, замешанный на бараньем сале, и разведенный кирпичным чаем, составляет затуран. Кроме того, инородцы приготовляют для питья род пива или квасу, называемый боло: для этого, обдав горячей водой сырой солод, выжимают его, сливают воду в толкан, прибавляют в эту смесь еще воды и дают ей закиснуть.

Главное богатство Калмыков заключается в скоте, преимущественно в лошадях. Из числа последних есть такие, которые посвящены божеству и называются яик. Они отличаются каким-либо лоскутком в гриве, на них ездят только хозяева-мужчины, их не продают, а если каким-либо образом потеряется такая лошадь, то её и не отыскивают. Калмыцкие коровы, за редкими исключениями, доятся только летом и то не иначе, как припустив во время доения теленка или поставив хоть чучелу его. Самая крупная порода рогатого скота здесь – Чуйская, на границе Китая. От больших быков получается до 18 пудов мяса, а от кормленых – до 9 пудов сала. Овцы алтайские – горбоносые, вислоухие и с курдюками; шерсть у них весьма груба. Весь скот постоянно находится на подножном корму и на открытом воздухе. Правда, для нужного в домашнем обиходе скота делаются загоны или пригоны, но они открытые и цель их устройства состоит в том, чтобы можно было скорее поймать нужную скотину. В некоторых местах, наприм., по Чарышу, держат верблюдов.

За невест Алтайцы платят калым деньгами, вещами и скотом. Сперва сват приезжает к отцу невесты с самосидкой и угощает его, не говоря ничего о цели своего посещения. Когда он приезжает в другой раз и также начинает угощать, то отец невесты спрашивает уже о причине этого. После ответа свата собираются родные невесты и начинается домашний совет о том, пригодна ли предлагаемая партия. Невеста, услышав, что дело идет об ней, сейчас же уходит из юрты и не является в нее во время пребывания там свата. Жених, со своей стороны, также не ездит к невесте до того времени, когда приходит пора совсем брать её. Нередко отцы сосватывают еще маленьких детей. Небогатый жених обязан все время до свадьбы жить и работать у родных невесты или вносить за каждый год по 10 рублей. В день свадьбы жених с родными и знакомыми, одетыми в лучшие платья, приезжают за невестою; шаман совершает камлание, и потом родственницы невесты выводят её из юрты, после чего она отправляется к жениху. Молодых встречают выстрелами из ружей. Здесь шаман опять камлает, и потом начинается пир, скачки и тому подобные увеселения. Первую ночь муж и жена проводят порознь. На свадебный пир к жениху гости собираются со своей самосидкой; мясо варится в чашах; собеседники размещаются кружками, а несколько человек назначается для прислуги и наблюдения за порядком. Приданое привозят и принимают с той и другой стороны с песнями, причем также считается необходимым угощение вином, которое должно наполнять хоть небольшую, но непременно до краев, посудину. К родителям жены молодой едет не ранее, как через год, когда получает и следующее её приданое. Калмыки берут за себя и ближайшую родню; например, отец и сын женятся на двух родных сестрах или племянник на вдове своего дяди, брат на жене брата. Некоторые Калмыки имеют более одной жены; в таком случае каждая из них живет в особой юрте. После каждой свадьбы в ту волость, к которой принадлежит жених, взыскивается какая-либо скотина для угощения при съездах по делам общественным.

От женщины непременно требуется обычаем, чтобы она не была босиком или простоволосая при старших своего мужа, чтобы вставала на ноги всякий раз при выходе их из юрты, чтобы не называла их по имени; со своей стороны, муж также не называет по имени ни своей жены, ни старших её родственников.

Родины у Алтайцев совершаются принародно, и к родильнице в это время нарочно собираются все, кто хочет, причем шумят, стреляют из ружей и помогают скорее родить, перекидывая её животом на веревку. Вместо имени новорожденному дают название первого предмета, попавшегося на глаза, или представляют назвать его первому новоприбывшему в юрту; иногда новорожденного называют по имени этого новоприбывшего.

Алтайцы боятся мертвых и объезжают ту юрту, где кто-нибудь мертв. Для того, чтобы вынести покойника, нанимают часто русских и выносят не в дверь юрты, а разламывая её с какой-нибудь стороны. Мертвые тела кладут прямо на землю, заваливая их камнями и хворостом, или же на деревьях и в срубах. Вместе с покойником кладется табак со всеми принадлежностями, пища в посуде и лошадь с верховой сбруей. Бубен умершего шамана вешается на дерево. Одежда после покойного так же куда-нибудь вешается или даже сожигается. Веря, что умершие посещают прежние свои жилища, Алтайцы на третий день после смерти кого-нибудь перекочевывают на другое место, потому что в это время, по их понятиям, покойник не может гнаться за ними.

Здесь кстати сказать о некоторых домашних лечебных средствах Алтайцев. Когда у кого-нибудь болит голова, особенно от какого-либо сотрясения, то её стягивают ремнем, платком или ниткою. От ушибов и ломоты пользуются прикладыванием к больному месту теплых внутренностей только убитых животных. В грудных болезнях пьют отвар кашкары. В болях живота употребляют нашатырь и перец; в болях рта и языка – сахар. Венерическая болезнь, очень распространенная между инородцами, пользуется парами киновари, яри и т.п. Разные раны, преимущественно порубы и порезы, присыпают порошком из камней, находимых во внутренностях животных, и рогов диких коз.


Подготовила ШАСТИНА Т.П., кандидат филологических наук, научный сотрудник Национальной библиотеки имени М.В. Чевалкова.



Страница не содержит необходимого пути.